В гневе Бертран уже не владел собой и был готов броситься на Марти, когда почувствовал чью-то руку на своем плече. Обернувшись, он узнал Раймонда де Перелла; взгляд старого рыцаря был воплощением муки:
— Оставь! — произнес он, — ты с ними не справишься. Я уже пытался…
Бертран дико огляделся вокруг. Он увидел каменные лица, опущенные глаза «совершенных», фанатичный взгляд Корбы де Перелла, матери, чьи руки одновременно оберегали, и властвовали, возложенные на плечи дочери. Он увидел священника, молчаливого, но непреклонного. Он подумал, что игра проиграна: всего лишь на миг, ибо он не желал признать своего поражения. Еще оставалось немного времени.
Волей случая в эту жестокую зиму осады ему удалось однажды встретиться с Эсклармондой у входа в подземелье. И вот теперь, после скудного обеда, проведенного вместе, он уговорил ее отправиться туда же и за несколько слишком коротких минут сказал ей о своей любви, просил девушку внять ему, не приносить себя в жертву.
Она выслушала и даже призналась, что тоже любит его, но тут же заявила, что истинная любовь принадлежит иному миру, а не этому. Если Бертран любит ее, то должен с ней согласиться… По правде, слова Марта оставили глубокий след в ее душе. Единение в смерти, разве о таком браке не мечтает ребенок шестнадцати лет?
Почему бы нет, в конце концов? И Бертран разыскивает священника, чтобы просить его о включении в число его послушников. Так он сможет в смерти последовать за любимой. Но и этого Марти позволить не желает. Чтобы быть допущенным к славной смерти, любить недостаточно, надо иметь веру, а веры-то Моранси не имеет. К тому же его миссия еще не закончена. Ему хотят поручить еще одно дело! Сокровища катаров остаются пока в замке, и они не должны достаться победителям.
Священник объяснил: трое «совершенных», Амьель Экарт, Гуго и Пуатевен призваны их спасти. Их спрячут в подземелье, где теперь хранятся припасы, а вход замуруют. После сдачи замка, ночью, Моранси извлечет их из тайника и при помощи веревок спустит в пропасть вдоль отвесных скал. Потом они будут отправлены в надежное место.
Можно себе представить, как юноша отреагировал на приказание. Спасать «совершенных», катаров, после того как у него отнимают жизнь Эсклармонды? Да они смеются над ним! Пусть будет обмен: спасение сокровищ против жизни девушки!
На этот раз удача была близка, так как спасение сокровищ — дело Важное. Бертран Марти заметно колебался… Но он не обязан уступать, ибо Эсклармонда сама стремится к смерти. Этой жизни, которую ей могут подарить, она не желает. Она хочет следовать за матерью и бабушкой по пути, ей предначертанному. Более того, если ей откажут в consolamentum, она уморит себя голодом, как это делают «совершенные», когда они желают покинуть этот мир. Что до Моранси, то, если его коснулась скорбь, ничто не препятствует ему достигнуть своей цели, он может найти смерть, которая позволит им соединиться в Вечности… А обо всём этом она просит как о доказательстве его любви!
Чем ответить, если не согласием? Побежденный, повесив голову, Моранси вынужден исполнить то, что от него требуют: подготовить исчезновение сокровищ и этих людей, которых он теперь ненавидел, но о которых знай, что готов сделать все, чтобы спасти их.
Через несколько часов трое «совершенных» скрылись в подземелье, вход же предусмотрительно замуровали, но Бертран не присоединился к ним, как от него требовалось. Он хотел испить горечь до конца.
Стоя рядом со старым Перелла, чье лицо было залито слезами, он видел, как открываются так долго остававшиеся закрытыми ворота и как они пропускают теперь людей короля. Он видел длинную вереницу катаров, связанных попарно и тяжело двигающихся, спотыкающихся о камни на дороге к огромному костру, приготовленному в поле перед замком.
Там палачи оградили кольями площадку, закрытую со всех сторон, и набросали на этом пространстве брёвен, вязанок хвороста, просто веток и даже соломы, чтобы сырое дерево быстрее занялось. Сверху налили смолы и посыпали серы. В этом аду должны были погибнуть около двухсот добровольных мучеников.
Эсклармонда, чьи светлые волосы, ниспадая на плечи, оживляли черное платье; в которое она теперь была одета, шла во главе, рядом с Бертраном Марти. Он во весь голос пел псалом, и ему подпевала нестройная вереница шедших следом. Пение отзывалось болью в сердце Моранси, который не осмеливался даже взглянуть на отца девушки, боясь показать свою еще немую скорбь. Лица обоих были каменные, но чувствовалось, что души их объяты пламенем.
Вскоре приговоренные подошли к изгороди. Палачи, ожидавшие их, развязывали несчастных и одного за другим грубо бросали внутрь, на вязанки хвороста. Вход закрыли и закрепили, потом туда стали бросать с четырех сторон факелы. Сырое дерево дымило, вызывая приступы кашля, потом появились языки пламени, вместе с первыми криками боли. Все время было слышно пение, и оно не прекращалось до конца.
Теперь старый Раймонд де Перелла разрыдался, более не сдерживаясь. Две его дочери, стоявшие рядом, потеряли сознание. Кроме них ни одна женщина не осмелилась прийти, чтобы посмотреть на это пламя, послушать это пение, слабеющее с каждой нотой.
Огромная печь горела до самой ночи, но тишина мало-помалу поселилась в ее пылающем чреве. Жертвоприношение сопровождал ужасный запах, повисший над горой и растекшийся по всей округе. Говорят, что солдаты сохраняли молчание все время, пока угли не превратились в пепел. Молчание и неподвижность. Казалось, каждый из этих людей сознает, что присутствовал при неслыханной драме, одной из тех, что отмечают не только эпоху, но и всю историю страны.